— Согласен, — немедленно вставил Хенри By. Рикки и Милли чуть не захлопали в ладоши.
— Вы хотите заставить их возместить моральный ущерб? — недоверчиво спросил Джерри.
— Обвинительный приговор, Джерри, не возымеет никакого эффекта, если не будет суровым. Если мы присудим им лишь возмещение материального ущерба, это будет означать, что у нас не хватило мужества наказать табакопроизводителей за их корпоративное преступление.
— Мы должны заставить их попотеть, — подхватил Шайн Ройс. Ему хотелось казаться умным. Теперь он знал победителя гонок.
Лонни, не веря своим глазам, посмотрел на Шайна и By и быстро сосчитал в уме: семеро за обвинительный приговор, трое — за оправдательный, Джерри и Пуделиха оседлали забор, но не знали пока, в какую сторону спрыгнуть. И тут миссис Глэдис Кард нарушила соотношение, заявив:
— Мне претит голосовать за табачную компанию, но в то же время я не понимаю, почему мы должны присудить столько денег Селесте Вуд.
— А сколько вы намерены ей присудить? — спросил Николас.
Она заволновалась и смутилась:
— Не знаю. Я бы проголосовала за некоторую сумму, но... нет, не знаю.
— А какую сумму вы считаете правильной? — обратилась к председателю Рикки.
Все замерли. Никто не шелохнулся и не произнес ни звука в наступившей паузе.
— Миллиард, — совершенно невозмутимо произнес Николас. Было впечатление, что посреди стола разорвалась бомба. У всех отвисли челюсти и остекленели глаза.
Прежде чем кто-нибудь пришел в себя, Николас пояснил:
— Если мы серьезно хотим сделать предупреждение табачным компаниям, мы должны их привести в шоковое состояние. Наш приговор станет вехой. Отныне и впредь он будет считаться тем рубежом, на котором американская общественность, действуя через свою судебную систему, решительно встала против табачной индустрии, бескомпромиссно заявив: “Хватит — это значит хватит!”
— Вы, наверное, сошли с ума, — с трудом выговорил Лонни, и в этот момент ему показалось, что он сам повредился в рассудке.
— Значит, вы хотите стать знаменитым, — саркастически заметил Джерри.
— Не я. Знаменитым должен стать вердикт. Уже через неделю никто и не вспомнит наших имен, но вердикт будут помнить все. Если мы решили сделать то, что задумали, давайте сделаем это как следует.
— Мне это нравится, — подхватил Шайн Ройс. Мысль о том, что можно распоряжаться такими деньгами, вскружила ему голову. Шайн был единственным из присутствующих, готовым провести в мотеле еще одну ночь, чтобы лишний раз хорошо поесть и получить лишние пятнадцать долларов.
— Скажите нам, а что будет потом? — спросила все еще не пришедшая в себя от потрясения Милли.
— Будет подана апелляция, и через какое-то время, года через два, банда старых козлов в черных мантиях урежет сумму. Они снизят ее до некоторой разумной планки. Скажут, что наше зарвавшееся жюри вынесло запредельный приговор, и докажут это. Система почти всегда срабатывает.
— Так зачем же нам затевать все это? — спросила Лорин.
— Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Мы развяжем кампанию за признание табачных предприятий виновными в гибели многих людей. Вспомните: до сих пор они не проиграли ни одного процесса и считают себя непобедимыми. Мы докажем обратное и сделаем это так, что другие истцы перестанут бояться судиться с табачными компаниями.
— Стало быть, вы хотите обанкротить табакопроизводителей? — спросил Лонни.
— Их судьба меня не волнует. “Пинекс” стоит один и две десятых миллиарда, и почти весь свой доход он получил за счет людей, которые потребляют его продукцию, но мечтают от нее освободиться. Да, я считаю, что без “Пинекса” мир стал бы чище. Кому придет в голову оплакивать кончину этого монстра?
— Может быть, людям, которые в нем работают? — напомнил Лонни.
— Разумное замечание. Но все же я больше сочувствую тем тысячам курильщиков, которых “Пинекс” поймал в свой капкан.
— И сколько апелляционный суд присудит Селесте Вуд? — поинтересовалась миссис Глэдис Кард. Ей не давала покоя мысль о том, что ее соседка — не важно, что миссис Кард не была с ней знакома лично, — может стать богачкой. Конечно, она потеряла мужа, но мистер Кард тоже страдает раком простаты, и это никого не тревожит.
— Понятия не имею, — ответил Николас. — И не об этом мы должны думать. Это дело будущего, и решать его будет другое жюри — существуют официальные инструкции, регламентирующие снижение завышенных по приговорам сумм.
— Миллиард долларов, — повторила Лорин тихо, однако так, что все услышали. Это было так же легко произнести, как “миллион долларов”. Уставившись в стол, большинство присяжных повторяли про себя: “Миллиард”.
Николас в который уж раз похвалил себя за то, что вовремя избавился от Херреры. В такой момент, когда на кону стоял миллиард долларов, Херрера поднял бы страшную бучу и, вероятно, испортил бы все дело. Но сейчас в комнате стояла тишина. Лонни остался единственным сторонником защиты и в настоящее время лихорадочно подсчитывал в уме голоса.
Хорошо также, что отсутствовал Херман, это, может быть, было даже важнее, чем отсутствие Херреры, потому что к нему многие прислушались бы. Он был разумен, расчетлив, не привык действовать под воздействием эмоций и, разумеется, не склонен к тому, чтобы принимать вызывающие решения.
Но их обоих здесь не было.
Николас увел разговор от окончательно так и не решенной ими проблемы ответственности как таковой и ловко переключил всеобщее внимание на следствие — на вопрос о сумме возмещения. Однако никто, кроме него, этого не понял. Миллиард поразил воображение присяжных и заставил думать о деньгах, а не о том, действительно ли компания виновна в смерти Вуда.