Вердикт - Страница 17

* * *

Николас Истер, таким образом, стал одиннадцатым членом жюри присяжных в процессе “Вуд против “Пинекса”. Когда в три часа судебное заседание возобновилось после перерыва, судья Харкин начал оглашать имена отобранной дюжины присяжных. Они по очереди проходили через дверцу в барьере и занимали предназначенные им места в ложе. У Николаса было место номер два в переднем ряду. В свои двадцать семь лет он был одним из двух самых молодых заседателей. В жюри вошли девять белых, три черных, семь женщин, пять мужчин, один слепой. Три Дублера сидели в углу ложи на скрепленных между собой стульях с мягкой обивкой. В половине пятого все пятнадцать человек встали и произнесли клятву присяжных. Затем все полчаса выслушивали строгие наставления судьи Харкина присяжным, адвокатам и тяжущимся. Любой контакт с присяжными во время процесса будет сурово караться денежными штрафами, вероятно даже, что сам процесс будет признан недействительным в силу нарушения процедуры, а барристеру будет грозить исключение из корпорации, а то и смерть.

Харкин запретил присяжным обсуждать с кем бы то ни было ход процесса и обстоятельства дела, даже с супругами и друзьями, потом широко улыбнулся и на прощание пожелал всем приятного вечера, выразив надежду увидеть всех утром ровно в девять.

Адвокатам тоже хотелось бы пойти домой. Но у них еще была работа. Когда в зале остались одни адвокаты и служащие суда, Его честь сказал:

— Джентльмены, вы представили свои ходатайства. Теперь мы должны их обсудить.

Глава 5

Отчасти из скуки и любопытства, отчасти из интуитивного подозрения, что кто-нибудь увяжется за ним, Николас Истер прошмыгнул в незапертую заднюю дверь здания суда в половине девятого, поднялся по черной лестнице, которой редко кто пользовался, и проник в узкий коридор позади зала заседаний. Большинство учреждений в округе начинали работу в восемь, поэтому на первом этаже уже слышались голоса и звук шагов. Но на втором было почти тихо. Истер заглянул в зал — там никого еще не было. Папки с документами, уже доставленные, в беспорядке лежали на столах. Адвокаты, вероятно, пили кофе в задней комнате и, перекидываясь шутками, готовились к схватке.

Истер хорошо знал расположение помещений. Три недели назад, получив долгожданную повестку, он пришел сюда, чтобы осмотреться. Зал в тот момент был пуст, и ему удалось тщательно изучить все проходы и помещения, окружающие его. Тесные судейские кабинеты, комнату, где адвокаты, сидя на столах, заваленных старыми журналами и свежими газетами, потягивали кофе, комнаты без окон, уставленные складными стульями, где ожидали вызова свидетели, камеру, где содержались опасные преступники в наручниках в ожидании приговора, и, разумеется, комнату жюри.

Интуиция не подвела его в то утро. Грузную женщину лет шестидесяти с челкой, нависающей над серыми глазами, облаченную в синтетические брюки и старые кроссовки, звали Лу Дэлл. Она сидела в коридоре возле входа в комнату присяжных, читала потрепанный любовный роман и ждала, когда кто-нибудь вступит в ее владения. Завидев Истера, она вскочила с места, схватила листок, на котором сидела, и сказала:

— Доброе утро. Чем могу быть полезна?

Все ее лицо представляло собой сплошную огромную улыбку, но взгляд был недобрым.

— Николас Истер, — представился он, протягивая руку навстречу ее рукопожатию. Она крепко сжала его руку, мстительно тряхнула ее и отыскала имя в своем списке. Затем одарила Николаса еще более широкой улыбкой и сказала:

— Добро пожаловать в комнату присяжных. Вы впервые участвуете в суде?

— Да.

— Входите. — Она почти втолкнула его в комнату. — Кофе и пончики там. — Она потащила его за руку в угол. — Я сама их испекла, — похвасталась она, протягивая корзинку с масляными черными булочками. — Это своего рода традиция. Я всегда приношу их в первый день судебного заседания и называю своими “присяжными пончиками”. Возьмите.

На столе стояло несколько подносов с аккуратно разложенной сдобой разных сортов. Из двух кофейников поднимался пар. Пластиковые тарелочки, стаканчики, ложечки, вилки, сахар, сливки и разные сладости. Посредине стола красовались “присяжные пончики”. У Николаса не было выбора, он взял один.

— Я пеку их уже восемнадцать лет, — сказала женщина. — Когда-то я добавляла в них изюм, но от изюма пришлось отказаться. — Она закатила глаза, словно собиралась поведать ужасно скандальную историю.

— Почему же? — вынужденно спросил Николас.

— Потому что от изюма пучит. А в зале бывает слышен любой звук. Понимаете, что я имею в виду?

— Догадываюсь. — Кофе?

— Я сам, спасибо.

— Прекрасно. — Она развернулась и указала на стопку бумаг в центре длинного письменного стола. — Это инструкции, разработанные судьей Харкином. Он просил каждого присяжного ознакомиться с ними и поставить свою подпись. Потом я соберу листочки.

— Благодарю вас.

— Если понадоблюсь, я в коридоре у входа. Я всегда там сижу. На время этого процесса они собираются поставить рядом со мной охранника, представляете? Отвратительно. Наверное, какого-нибудь болвана, который шагу не может ступить без ружья. Впрочем, это будет, кажется, самый громкий процесс из всех, какие здесь когда-либо слушались. Я имею в виду, из гражданских процессов. Что касается уголовных, то вы вообразить себе не можете, что здесь бывает. — Она взялась за дверную ручку и дернула ее на себя. — Итак, я рядом, любезнейший, если понадоблюсь.

Дверь закрылась, и Николас остался с пончиком в руке. Он осторожно откусил кусочек. Отруби и сахар, больше почти ничего. Истер вспомнил о звуках, раздающихся порой в зале суда, бросил пончик в мусорную корзину и налил себе черного кофе в пластиковый стаканчик. Если они собираются держать его здесь от четырех до шести недель, неплохо было бы позаботиться о настоящих чашках. А кроме того, раз округ расщедрился на пончики, значит, может позволить себе и бейгели с круассанами.